– Это с моим превеликим удовольствием, – затряс головой спецназовец и встал на ноги. Они уже целых два часа торчали у Реджера, и пора было поговорить по душам. – Пойдем наружу и поглядим, на что похоже следящее оборудование Хокинга.

Они шли молча, пока не выбрели на стриженую лужайку.

– Ты хочешь, чтобы все было просто? – нарушил тишину Кейн.

Лейт выполнил отличный жим плечами.

– Если ты возражаешь против наблюдателя, то все ведь зависит от того, попадаться ему на глаза или нет.

– Даже если он прекрасно знает, что делает? – усомнился Кейн.

– Даже тогда. Это всего лишь обычный боевой этикет и заурядные процедуры, без которых солдаты часто оказываются не правы в своих жалобах, исках и обидах перед лицом офицерского состава.

– Но ведь в данном случае это не так!

– Не так, – согласился Лейт.

Они опять проделали несколько шагов молча и опять заговорили.

– Мне бы хотелось услышать объяснение, – пожелал Кейн, – если таковое у тебя имеется.

– Имеется. Оно очень простое, Кейн, мы вам еще пригодимся!

Кейн тявкнул:

– Если мы такие некомпетентные, то зачем же вы нас выпускали из академии?

Лейт яростно надул живот.

– Ты можешь расценивать это, как хамство, но школа спецназа на Плинри построена не для того, чтобы воспитывать одних супервоинов. Нам в тесные сроки нужно подготовить много хорошо обученных парней для смелых партизанских действий. Временно. Тебе не привили подлинного иммунитета к атакам противника, к нежданным изменениям климатической среды и к просчетам в тактической логике. Это значит, что выживание на территории врага займет не более недели, а потому ты погибнешь.

– Но каково же наше реальное предназначение? Неужто мы призваны вынуждать правительство впустую тратить людей и ресурсы на охоту за врагом?

Лейт моргнул от сочувствия, когда уловил неподдельную горечь в голосе молодого товарища.

– Честно говоря, ответ в известной мере положительный. Мы не хотим, чтоб вас поймали, но чтобы этого избежать, надо было вообще никого и никуда не засылать.

– Но ты сам говорил нередко, что война есть война.

Лейт крякнул:

– Да-да-да! И если это тебе поможет, то я повторюсь еще и еще! Ты же знаешь, как много друзей я потерял за эти годы. Если б я мог найти разумное решение, позволяющее существовать просто и без натуги, то уже давно бы это сделал.

Целую минуту Кейн сохранял молчание, хотя страшно хотелось фыркнуть.

– Сейчас я изо всех сил стараюсь на тебя не злиться, – сказал он наконец. – Знаю, ты тоже негодуешь и прячешь негодование в себе. Зато я теперь видел и знаю, что значит посылать людей на задание и предвидеть загодя, что они не вернутся!

– В первый раз было трудней и печальней всего. Но ты еще никого не терял взаправду!

– Да, но все-таки я отважусь сформулировать сердцевинный вопрос: зачем ты здесь?

– Это мой единственный шанс покончить с войной.

Лейт был уверен, что Кейн не поймет ответа, но молодой командир быстро кивнул.

– Шанс перевалить непосильную ношу на следующее поколение солдатских спин, так?

– В основном, – сказал Лейт. – Как я уже говорил, жизнь партизанского формирования на вражеской земле скоротечна. У двух команд, работающих крупно и сообща, шанс на продление проживания сильно увеличивается.

– А чего ж ты сразу не говорил? К чему эти пошлые прятки в тени?

Лейт оторвал мысли от Рождественского Проекта и вернул их к текущим соображениям.

– Все полностью зависит от твоей воли. Захочешь, опять растворимся в тени, захочешь, выйдем воевать открыто. Вы можете взять нас к себе в команду, и мы станем подчиняться тебя напрямую и безропотно.

Кейн проницательно фыркнул, не утерпел-таки:

– Хороший будет нам всем урок! Матерые спецназовцы на побегушках у желторотых призывников. Может еще какая имеется в запасе альтернатива?

Лейт в миллионный раз надул губы! Вообще он был человек бесстрашный.

– Командовать войсками буду я! Просто и чисто!

Кейн остановился, оглядываясь на дворец. Какие у Реджера хоромы-ы!

– Ну так чтобы ты предпринял на моем месте? – спросил он у комвзвода.

– Если б мне было столько же лет, сколько сейчас тебе? Скорее всего первое бы сделал. Я бы послал к чертям собственное падение в чужих глазах. Миссия – вот что всего важнее!

– И ты бы консультировался со знатоками по каждому интересующему вопросу?

Лейт взглянул на Кейна – до этого он большей частью глядел в землю – и заметил у него на лице улыбку.

– Думаю, что так!

Молодой человек кивнул в ответ. Тик, что тут попишешь!

– Как только мы покинули Плинри, я стал бояться, что слабоват для лидерства, – мягко сказал он. – Я никогда раньше ничего подобного не делал. Я не хотел сойти за дурака, хотя пренебрегать руководителем для команды было воистину идиотством! Ладно уж, отныне я передаю себя в твое распоряжение!

– Я принимаю твое предложение, – сказал Лейт, видя, как на лице Кейна скопились напряженные силовые линии. Понадобится еще очень много времени, чтобы молодой человек и впрямь обрадовался своему подчиненному положению. – Давай вернемся назад и всем про все расскажем. Нам еще много каких акций надо спланировать, прежде чем отправляться в «Сэндиграфф».

– Ты и впрямь хочешь туда пойти?

Лейт кивнул. У него тоже был тик.

– Боюсь, что я вошел в раж. Время идет, а мне все еще необходим приводной рычаг, за который мы потянем и получим нужную информацию. Так или иначе, а нынешней ночью мы начнем вовсе манипулировать таким рычагом…

Честь.

Это слово снова и снова эхом носилось в сознании Канаи, когда он в одиночестве сидел за столиком в баре «Сэндиграфф». Ругательство из пяти букв, сложный вопрос, на который у него не было ответа. Честь. Честь. Честьчестьчестьчесть…

Хватит! Резко тряхнув головой, он ударил по металлической петле. Ему теперь не поможет философия предков ни советом, ни предостережением от поступков. Что должно было произойти, происходило в Денвере в 2461, и он, Канаи, был вынужден мириться с этим решением или даже умереть вместе с ним.

На другом конце комнаты Бриллер разговаривал с другим охранником бара Нэша, стоящим в дверях у входа в прихожую. Он обнаружил намек около двух часов назад, сразу же, как только Канаи сумел правильно прочитать события; и вот уже примерно час они восстановили самообладание и были готовы. Очевидная ловушка для сосунков, и было не трудно догадаться, для кого она была организована.